Воспоминания
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ЭЛЕОНОРЕ ШИФРИН
ВСПОМИНАЕТ ИННА АРОЛОВИЧ - “NEW JERSEY SUPPORT ISRAEL”, В ПРОШЛОМ ПРЕЗИДЕНТАМЕРИКАНСКОЙ АССОЦИАЦИИ ЕВРЕЕВ ИЗ БЫВШЕГО СССР
Элеонора Полтинникова родилась в Киеве в семье потомственных врачей. Её отец был военным врачом, поэтому раннее детство Элеоноры прошло в переездах, а школьные и студенческие годы – в Сибири. Её старшая сестра стала врачом, однако Элеонора выбрала себе другой путь. В студенческие годы Элеонора принимала активное участие в распространении антисоветской подпольной литературы. На момент, когда в 1971 г. семья Полтинниковых подала заявление в ОВИР на выезд в Израиль, Элеонору уже вызывали на допрос в КГБ. Вскоре она стала участницей сионистского движения. В ноябре 1972 г. Элеоноре удалось выехать в Израиль с помощью фиктивного брака, а её семья застряла в глухом отказе.7 лет Элеонора боролась за выезд своей семьи, устраивая голодовки и участвуя в демонстрациях с требованием свободы выезда для советских евреев. Элеонора лоббировала в Сенате США и выступала по всей Америке в поддержку Поправки Джексона-Вэника к Торговому акту, позволившему выехать из Советского Союза сотням тысяч евреев. За эту деятельность ей было присвоено звание почётной гражданки штата Техас.
В 1979 г. ее семья получила разрешение на выезд, но в Израиль приехал один отец, а мать и сестра трагически погибли в Новосибирске.В 1974 г. Элеонора вышла замуж за Авраама Шифрина, друга и соратника по борьбе против проникновения коммунизма на Запад.
Элеонора становится переводчиком, журналистом, политологом, редактором, общественным, а затем и политическим деятелем. В её активе сотни лекций и публикаций в печатных и электронных СМИ в Израиле, Америке и Канаде, волонтёрская помощь недавним репатриантам, поселившимся в районе Иерусалима Рамот, 10 лет работы в русской редакции Седьмого канала (Арут Шева) и почти 30 лет борьбы за освобождение патриота Израиля Йонатана Полларда из американской тюрьмы. Муниципалитет Рамота наградил Элеонору почётной грамотой заЕё волонтерскую работу с новоприбывшими репатриантами.Искренне переживая за будущее Израиля, в 90х годах Элеонора вступает в политику, участвуя в создании партии «Емин Исраэль» (Правый Израиль), редактирует партийную газету «Еврейский Израиль» и вскоре становится председателем партии, которая 3 раза баллотировалась на выборах в Кнессет.
С началом Второй интифады Элеонора начинает помогать семьям жертв террора и раненым солдатам и вскоре становится координатором материальной помощи им американскими организациями русскоязычных евреев. 15 лет Элеонора была израильским представителем организации “New Jersey Support Israel”. Годами поддерживая отношения с ранеными и передавая в Америку информацию о том, кто нуждается в поддержке, Элеонора помогла более тысячи раненых жертв террора и солдат ЦАХАЛа, а также семьям погибших жертв террора.
Целеустремленная, умная, энергичная, заботливая, Элеонора всю свою жизнь посвятила служению еврейскому народу и государству Израиль.
Вместе с тем, это была обаятельная, жизнерадостная и жизнелюбивая женщина, радушная и гостеприимная хозяйка, искренний, тёплый и заботливый друг, интересный собеседник, любитель поэзии и музыки, религиозный человек, любящая жена, мать двоих детей и бабушка 10 внуков.
Шестого августа 2021 года еврейский народ понёс тяжелую утрату. Однако, Элеонора выполнила свою миссию на земле.
КАМЕРТОН ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЧЕСТНОСТИ
ИННА АРОЛОВИЧ
Прошёл год после 6 августа, когда мы потеряли верного, незаменимого друга, талантливого журналиста, переводчика, политического и общественного деятеля, волонтёра по работе с новыми репатриантами в Иерусалиме. Чем бы Элеонора Шифрин ни занималась, она всегда вкладывала в это душу.
Вся история ее жизни — это борьба:
— Восемь лет борьбы за выезд из СССР ее семьи (Полтинниковых) в Израиль (с 10-дневной голодовкой в Лондоне у советского посольства в поддержку голодовки родителей и сестры в Новосибирске). К сожалению, только отец, д-р Ицхак Полтинников, сумел вырваться в Израиль в 1979 г., а мать и сестра погибли);
— Борьба за свободу эмиграции советских евреев из СССР с участием в голодовках и демонстрациях. Борьба за принятие американским Конгрессом Поправки Джексона-Вэника к Торговому Акту в 1973-1974 гг.;
— Многолетняя активная борьба против проникновения коммунизма на Запад совместно с мужем Авраамом Шифриным с выпуском в 1978 г. документального фильма “Prizon-Land” о советских тюрьмах и лагерях и уникального «Первого в мире путеводителя по лагерям, тюрьмам и психиатрическим тюрьмам в СССР», выпущенного в 1980 г. — «в подарок» к Московской Олимпиаде — на английском, немецком, французском и финском языках;
— 20-летняя борьба с 1996 г. за освобождение из американской тюрьмы патриота Израиля Джонатана Полларда, несправедливо осужденного и 30 лет отсидевшего в американской тюрьме за передачу Израилю сведений, которые, согласно договору, заключенному в 1983 г. США обязались передавать Израилю, но не делали этого;
— 15-летняя борьба за сохранение Израиля как еврейского государства. Элеонора возглавляла партию «Емин Исраэль» (Правый Израиль), которая трижды (к сожалению, безуспешно) участвовала в выборах в Кнессет.
Виктория Вексельман, много лет работавшая с Элеонорой на «Седьмом канале» и в штабе партии «Емин Исраэль», назвала ее в своем некрологе «абсолютным камертоном политической честности». По словам Виктории, «политика была для Элеоноры не бизнесом, а средством борьбы за Землю Израиля, которую она страстно любила».
Элеонору отличали энциклопедическая образованность, интеллигентность, страстность и непримиримость к бюрократам. Но главной ее чертой была ответственность за Израиль и за весь еврейский народ. Ее сердце было наполнено болью за свое государство, которое все дальше отходит от иудаизма. По словам Тувьи Лернера, редактора русского отделения «Седьмого канала», Элеонора была «бесстрашной героиней и неутомимым борцом, которая вместе со своими соратниками проложила всем нам путь к свободе, человеческому и национальному достоинству».
После взрыва в тель-авивской дискотеке «Дельфинариум» 1 июня 2001 г. американские русскоязычные еврейские организации начали собирать деньги для помощи жертвам террора. Шла Вторая интифада, иногда в день случались 2-3 теракта. Американская Ассоциация евреев из бывшего СССР, где я была в руководстве, начала собирать деньги и отправлять чеки пострадавшим в Израиль. С информацией о пострадавших первое время нам помогало Министерство абсорбции. Но вскоре мы объединили усилия с Элеонорой Шифрин, которая не только оперативно собирала подробную информацию о жертвах террора, но и посещала семьи, стараясь помочь им морально. Сострадание к людям было ей свойственно с юности.
Все больше русскоязычных американских организаций включались в сбор средств для помощи семьям раненых и убитых жителей Израиля, особенно после публикации в газете обращения Элеоноры: «Помните: каждое написанное письмо сенатору или конгрессмену с требованием оказания поддержки Израиля, каждая молитва за выздоровление раненых в бою или терактах, каждая свеча, зажженная в память о погибших, и каждый доллар из семейного бюджета в помощь раненым, овдовевшим, осиротевшим — это вклад в общую борьбу за нашу страну, за нашу землю и за будущее нашего народа. Так вы осуществляете главный принцип иудаизма: “Все евреи ответственны друг за друга”. И пока мы вместе — никаким врагам нас не одолеть!”
Инна Аролович, Элеонора Шифрин и раненый солдат
Элеонора стала израильским координатором помощи жертвам террора и раненым солдатам американскими организациями русскоязычных евреев. Наше тесное сотрудничество продолжалось более 17 лет. Элеонорa снабжала нас информацией о раненых, посещала вместе с нами раненых в госпиталях и дома, годами поддерживала связь с ранеными и их родными. Все это она делала добровольно, не считаясь со временем, хотя это стоило ей огромных душевных сил. Анна Гринберг (“New Jersey Support Israel”) так написала об Элеоноре после очередной встречи с ней: «Я не устаю удивляться ее мужеству, отзывчивости и неутомимости. Надо иметь огромное сердце, чтобы вместить в него все те трагедии, с которыми встречается Элеонора, находить правильные слова поддержки родителей раненых солдат, детей, мужей и жен пострадавших в самые тяжелые дни их жизни. И при этом оставаться бодрой, приветливой и готовой помогать новым людям, поддерживать контакты с ними и приходить к ним на помощь в трудные минуты».
K раненым солдатам, особенно одиноким или у которых семья была далеко и не могла помочь, Элеонора относилась как к своим детям, и они чувствовали ее любовь. Она одинаково относилась к ашкеназским, марокканским, французским и эфиопским раненым солдатам, друзам и бедуинам, которые служили в ЦАХАЛе. Одинокий солдат, страдающий от пост-травматического синдрома, написал: “Благодаря Вам я сумел выжить до получения пенсии по инвалидности. Мои слова не могут передать всю глубину моей благодарности и любви к Элеоноре, которая волнуется и заботится обо мне, как родной человек, и вам, моим далеким друзьям… Вы дали мне понять, что я не одинок в этом мире”.
Другой раненый солдат, ставший врачом, написал нам в своем благодарственном письме в 2020 г.: «У вас удивительная женщина в Израиле. Элеонора всегда чувствует, когда я нуждаюсь в помощи. Мы благодарим Б-га, который послал ее на Землю, чтобы она заботилась о нас ”.
Родители и друзья
Обладая борцовским характером, Элеонора была обаятельной и элегантной женщиной. Она любила и знала поэзию и классическую музыку. Элеонора была верным и отзывчивым другом, умным и интересным собеседником, гостеприимной хозяйкой, любящей матерью и бабушкой.
У нее остались двое детей и 10 замечательных внуков. Не было дня, когда бы я ни вспоминала ее, не говоря о том, как ее не хватает в помощи раненым жертвам террора в Израиле.
Элеонора Шифрин выполнила свою миссию на земле. Ее будут вспоминать добром тысячи людей по обе стороны океана. Светлая память этой еврейской Жанне д’Арк!
ЛЕЯ ГРИНБЕРГ (ДУБНОВА): ЕЁ ПОНИМАНИЕ СЧАСТЬЯ. ПАМЯТИ ЭЛЕОНОРЫ ШИФРИН
ЖУРНАЛ - ГАЗЕТА "МАСТЕРСКАЯ"
Я всегда знала, что напишу о ней, но не могла предугадать, что это случится, когда ее уже не будет… Элеонора похоронена на Масличной горе. «Наши близкие, — писала она, — жившие на этой земле и защищавшие ее, продолжают защищать ее и после смерти…».
Её понимание счастья
Памяти Элеоноры Шифрин
Лея Гринберг (Дубнова)
Я понимала, что прощаюсь, что это последняя встреча. Ее рука была в моей руке, и я чувствовала, как она безжизненна. Я не сводила глаз с ее лица и видела, что она слышит и понимает меня. И я говорила. Все мои чувства сконцентрировались в этих словах, мое отношение к ней, благодарность за то прекрасное, что было в нашей дружбе. Что-то дрогнуло в уголках ее губ, словно светлый лучик вдруг озарил лицо, но ответить она не могла…
Я всегда знала, что напишу о ней, но не могла предугадать, что это случится, когда ее уже не будет. И по сложившейся годами журналистской привычке записывала какие-то детали, что-то из ее воспоминаний, показавшееся мне интересным, мысли или рассказ о неожиданной встрече. Все то, что помогает воссоздать духовный мир человека. Сегодня все это передо мной: листочки, листочки с моими набросками и в них — она, Элеонора, с вырвавшейся вдруг радостью или горьким раздумьем… но только ее уже нет…
Мое первое воспоминание о ней связано со статьей «Памятник моей семье». Она писала о судьбе семьи, осмелившейся в 1971 году, первой в Новосибирске, помыслить об отъезде в Израиль, о смерти матери и сестры в результате издевательств властей. Отцу чудом удалось вырваться на свободу в надежде помочь жене и дочери. О себе самой, оказавшейся здесь лишь благодаря фиктивному браку с человеком, на руках которого уже была израильская виза.
Борьба Элеоноры за их освобождение продолжалась восемь лет.
Одна из первых ее голодовок прошла у стен советского посольства в Лондоне. Она надеялась, что ей удастся вырвать родителей и сестру из Новосибирска. Решение пришлось принимать срочно: там, вдали от нее, предприняла такую же попытку ее семья. И она понимала, чем все может кончиться. При одной этой мысли тревога сжимала сердце: мама уже перенесла два инфаркта. Стоял март. Моросил холодный дождь. Она была в кримпленовом костюмчике и легком пальто. Чувствовала, как всю ее пробирает холод. Потом, спустя пару часов, когда кто-то обратит внимание на эту худенькую бледную женщину, одиноко стоящую рядом со зданием посольства, к ней подойдут люди.
Ее окружат вниманием и заботой, принесут теплые вещи, к ней присоединятся активисты борьбы за освобождение советских евреев. Но пока она была одна. Одна в надвигающихся сумерках…
Десять дней Элеонора держалась, десять тяжелейших дней. На одиннадцатый — позвонила в Новосибирск, предложила компромисс: «Я прекращаю голодовку здесь, а вы выпустите моих родителей…»
На другом конце провода ей ответили: «Можете хоть сдохнуть там, на своей голодовке, ваши родители сгниют здесь, но не выедут».
Она писала:
«Мои родители в жизни не искали легких путей, и вопрос о праве на выезд был сразу сформулирован ими предельно четко: дело не только в нашем личном выезде, но в праве на выезд вообще, право это законно, и, если власти нас этого права лишают, за него нужно бороться — здесь и сейчас».
«“Если не я за себя, то кто за меня? Но если я только за себя, то зачем я? И если не сейчас, то когда?” Этой еврейской мудрости моих совершенно ассимилированных родителей не учили, но она была у них в крови, в характере…»
В последующие годы я читала ее статьи, рассказы, эссе. Их всегда характеризовала четкость выражения мысли, страстность, глубина.
Ее взросление началось очень рано. Я в ее возрасте была гораздо более инфантильной, как и большинство наших с ней сверстников.
Элеонора напишет о себе:
«О расстрелянном в тридцать седьмом году дедушке, “шпионе Джойнта”, я узнала уже взрослой. Мое прозрение пришло ко мне не на основе накопленных книжных знаний или практического опыта, а просто по наитию свыше. В семнадцать лет я, комсорг класса, автор стихов во славу КПСС, получившая грамоту горкома комсомола за активную общественную работу, сделала в своем дневнике сакраментальную запись: “Ошибка была в теории Маркса. Перестраивать тут нечего — надо свергать”».
Эти мысли пришли к ней, когда она лежала в гипсе с туберкулезом позвоночника.
Вопросы жизни и смерти тогда еще не волновали ее, но мысли о свободе личности однажды уже привели ее к конфликту со всем классом. Признанный авторитет, уважаемая всеми одноклассниками, она вдруг осталась в одиночестве. Обсуждали «дело Синявского и Даниэля» — писателей, посмевших переслать на Запад свои произведения. Требовалось заклеймить их словом «предатель». Элеонора спокойно заявила, что подписывать письмо не будет. В их поступке никакого предательства не видит: писатель, как любой человек, свободен, и его право — делать со своим произведением то, что он хочет. Класс ее бойкотировал.
«Ты что, промолчать не могла?» — искренне недоумевала подруга.
Нет, она не могла промолчать, в ее глазах это было бы подлостью. Спустя много лет, вспоминая свое одиночество, она вернется именно к этой ситуации и именно к этому «немолчанию» и оценит его словами «тест на подлость». И добавит: «Это был первый урок сознательного выбора. Он очень помог мне в моем становлении».
Она была смела и независима.
Пишущая машинка отца, на которой печатались все семейные диссертации, на которой и она сама подрабатывала, перепечатывая чужие дипломы, вдруг оказалась очень кстати для антисоветской литературы. Придя однажды к выводу, что существующую власть необходимо свергнуть, эта девчонка, едва оправившись от тяжелой болезни, начала в одиночку бороться. Ее взгляды всегда требовали от нее действия. Такой я ее знала уже здесь, в Израиле.
Когда за ней приехали домой на черной «Волге», она уже была не школьницей, этот возраст Элеонора перешагнула, отдалившись от своего прежнего окружения. И вела ее мысль не о борьбе за страну, где жила. Нет, ничего свергать в ней она уже не собиралась. Теперь она хотела строить, но не здесь, не в этой чужой для себя стране, а в той, которую считала своей. За несколько прошедших лет Элеонора осознала: это не ее родина, здесь не ее дом. Тогда чудом она осталась на свободе.
Патриотизм Элеоноры был требовательным. Она видела недостатки в своей стране, боролась с ними, но одно оставалось неизменным: это была ее Родина, и она любила ее.
«Я уехала из Киева в Израиль 40 лет назад. Уехала бороться за еврейское государство. Бороться — потому что за право считать себя евреем нам всегда приходится бороться, и на личном уровне, и на государственном. Не случайно на протяжении ряда лет я издавала в Израиле журнал-газету под названием “Еврейский Израиль”. События последних лет, месяцев и дней это снова подтверждают. Окружающий мир вынуждает нас стать “народом, как все”, “государством, как все”, но Израиль может быть только еврейским государством — или вовсе не быть».
(Элеонора Шифрин. «Масличная гора: там, где мертвые охраняют живых».)
Не случайно судьба свела ее с Авраамом Шифриным, политзаключенным, прошедшим все круги ада. Он был на двадцать четыре года старше, но его внутренняя сила, душевное благородство, мужество покорили ее. Бывая у Элеоноры, я всегда любовалась их первой фотографией: она во всем очаровании молодости и Авраам, не сводящий с нее влюбленных глаз. Они были соратниками. Во всем. Авраам создал «Центр по исследованию тюрем, психтюрем и концлагерей СССР», Элеонора стала его помощницей. Вместе они готовили первый «Путеводитель по тюрьмам и лагерям СССР», вместе участвовали в демонстрациях протеста и голодовках, добиваясь свободы репатриации евреев из Союза… Вместе. Всегда и во всем — вместе.
«Ему исполнилось 14 лет, когда в 1937 году был арестован по доносу соседа его отец, Исаак Шифрин, инженер-строитель, добросовестно служивший советской власти и строивший промышленные предприятия по всей стране. Как стало известно много позже, его отправили на Колыму. Мать пытались вербовать в сексоты, предлагая в обмен на стукачество “более легкое наказание” для мужа. Вернувшись домой после очередного вызова в КГБ, она рассказала об этом Аврааму и его сестре Рахели (Рале). Вместе они решили, что на подлость — даже ради отца — идти нельзя. Эта попытка растления пробудила естественное чувство справедливости, навсегда превратив Авраама в непримиримого врага преступной и безнравственной власти. Став убежденным антисоветчиком, он поклялся себе отомстить советской власти за отца. Тогда неравенство сил еще не осознавалось мальчишкой как непреодолимое препятствие — впоследствии, уже на вполне осознанном уровне, взрослый Авраам строил свою жизнь на основе принципа: сделай все, что в твоих силах, остальное — в руках Всевышнего».
Эти строки помогают понять их глубокое сходство во взгляде на совесть и мораль.
Когда мы познакомились ближе, Авраама уже не было в живых. Помню вечер его памяти. И Элеонору. Я не видела ее слез, не слышала горьких интонаций вдовы. Нет. Молодая красивая женщина говорила не о потере, а о подаренных ей двадцати четырех годах счастья, о миссии человека на земле, о том, что Авраам свою задачу выполнил. Я смотрела на нее, очарованная ее обликом, улыбкой, исходящей от нее энергией, и ощущала всю ее незаурядность. Это впечатление с годами не изгладилось, лишь углубилось.
О последних днях мужа, о пережитом она написала в своих воспоминаниях. И читая их, я глубже проникала в мир ее души.
Она писала:
«Мы хоронили Авраама поздно ночью на исходе субботы. Шел дождь, над могилой, окруженной толпой друзей и учеников Авраама, светила неполная луна, вокруг шумели иерусалимские сосны, а где-то далеко внизу мерцали огни Старого города. Отныне Аврааму предстояло охранять его одному».
Я бывала с ней на могиле Авраама. Там же, на Масличной горе, похоронены мои родители, брат, сестра мамы. Без охраны немногие навещают своих ушедших. Элеонора ездила с пистолетом, без всякого сопровождения. На могиле Авраама был удивительный, ни на что не похожий памятник. Вспоминая те дни, Элеонора пишет: «Мне не хотелось делать памятник из гладкого мрамора — это не соответствовало бы личности Авраама. Вместе с мастером мы колесили по лесам вокруг Иерусалима, пока не нашли подходящую каменную глыбу, словно испещренную ранами. Стоя перед ней, невольно думаешь, что только такая человеческая глыба, как Авраам, только человек, обладавший от рождения такими силами, духовными и физическими, мог выдержать столько ранений, мучений и страданий, сколько выпало на его долю, — и при этом остаться борцом, не дававшим себе ни малейших скидок и поблажек».
Много позже, когда в 2008 году в Иерусалиме Элеонора выпустила книгу Авраама «Четвертое измерение» вторым изданием, я получила ее в подарок и принимала участие в презентации. Перечитывая «Четвертое измерение», невольно проникалась чувством восхищения личностью Авраама Шифрина.
В прекрасном эпилоге, написанном Элеонорой Шифриной, редактором книги, она не раз возвращается к мысли о миссии человека на земле.
Он всегда смеялся: “Я везучий: в штрафбат послали на убой — не погиб; приговорили к расстрелу — не расстреляли; дали двадцать пять лет — просидел всего десять…”
Но эту свою везучесть он рассматривал, как знак того, что на нем лежит какой-то долг, обязанность использовать жизнь максимально, а не просто по возможности приятно и комфортно прожить подаренное время».
Именно в лагерях, когда душа человека находится под тяжким гнетом всего, что его окружает, Авраам впервые глубоко и по-настоящему задумался о смысле жизни. Именно там он встретил людей высокой духовности, которые стали его учителями на всю дальнейшую жизнь.
«Пока человек мучается вопросом “ЗА ЧТО МНЕ ЭТО?”, он ничему не научается из полученного опыта. Но с того момента, как он задумывается над тем, ДЛЯ ЧЕГО ему этот опыт дан, он начинает получать очень много», — написал Авраам в своей книге.
Как бы подытоживая его мысль, Элеонора продолжает: «…в жизни каждого человека есть четкий смысл. У каждого есть своя миссия на земле, и ее необходимо найти и выполнить во что бы то ни стало».
…Когда, прощаясь с ней, я не могла сдержать слез, Габи, сын Элеоноры, сказал: «Не плачьте, она ведь так много успела…».
Это было сказано убежденно, с глубокой верой в миссию человека на земле, о которой говорила и писала его мама. Я понимала, через какую боль предстоит пройти детям Элеоноры, и молилась в душе, чтобы эта вера облегчила им боль потери…
Перечитывая раздел «Философия. Наука. Религия» журнала «Тайноведение», вспоминаю, как однажды Элеонора, которая была его редактором, принесла мне толстенный том — книгу М. Генделя «Космогоническая концепция». Представляя ее читателям, она писала:
«Столетие тому назад ее автор сумел четко и на современном языке дать полную картину развития Мироздания и рассказать людям о том, куда они идут; дал удивительные по четкости схемы, где сумел на плоскости выразить семимерные миры. Эта книга требует многократного прочтения, и лишь тогда она раскроется во всем ее богатстве и обогатит ваше сознание, войдя в него».
Элеонора была первым ее переводчиком с английского и очень этим гордилась. Я не смогла осилить книгу и, смущаясь, вернула, но была поражена глубиной проникновения Элеоноры в замысел автора, в сложнейший для понимания текст. В этом они тоже были близки с Авраамом. И журнал «Тайноведение» был их общим детищем.
В Израиле Элеонора была известна как общественная и политическая деятельница, автор сборника статей по вопросам израильской политики, трижды баллотировавшаяся в кнессет от блоков правых партий и партии «Емин Исраэль», требовавшей добиваться свободы выезда евреев из нашей бывшей родины и освобождения Йонатана Полларда, — она была его единственным представителем по связям с русскоязычной прессой, посещала его в тюрьме и взяла у него интервью.
Но мне она открывалась и другой своей стороной. Я видела ее борьбу с болезнью. Ее мужество и оптимизм. Она могла позвонить и, смеясь, рассказывать, как выбирала себе новое платье и как оно идет ей… К тому времени одна Элеонора уже не выходила из дома без сопровождения: болезнь быстро прогрессировала…
Вспоминаю, как в Ту би-шват[1] мы ехали с ней в Реховот. Она купила какой-то экзотический фрукт и везла его нашим общим друзьям, двум пожилым людям, а потом уговаривала их, как малых детей, чтобы они его съели сейчас же, у нее на глазах…
Когда не стало писателя Эли Люксембурга, ее большого друга, Элеонора приехала на Масличную гору проводить его в последний путь, а потом — на шлошим[2]. Такое усилие ей уже было не по силам. Болезнь по-настоящему дала себя знать. Ей стало плохо, и домой ее отвезли друзья…
Не забуду, как она торопилась выхватить из своей машины мои покупки и донести до дверей квартиры, чтобы я не поднимала тяжелую ношу: у меня были проблемы с правой рукой, мучившие меня долгое время…
Мы часто бывали вместе: на концертах симфонической музыки, театральных спектаклях… Порою вместе проводили субботу. Мне и сегодня кажется, что вот сейчас она постучит в дверь и войдет, освещая дом своей улыбкой. Поставит чемодан на колесиках, пройдет на кухню с салатом, приготовленным обязательно — это было для нее очень важно — по собственному рецепту…
Элеонора всегда приносила с собой книгу, и назавтра, уютно устроившись на диване, мы обе читали. Она — свою, я — свою.
Так и остался в памяти субботний день, проведенный с ней, наполненный светом и теплом…
Такие отношения сложились, когда я переехала в Рамот, район, где уже долгие годы жила Элеонора, но познакомились мы гораздо раньше.
Мой путь в Израиль был не столь драматичен, как ее, но от первой неудавшейся попытки до репатриации пролегли годы. И, быть может, именно эта не осуществленная в свое время мечта одарила меня особым восприятием страны. Она начиналась встречей с другом, рижским сионистом Мариком Блюмом, сменившим имя на Мордехай Лапид. Лапид — факел. Это новое имя точно передало то внутренне горение, которое определило всю его судьбу — до самой смерти: он погиб вместе с сыном от пуль террористов. Я увидела страну его глазами, глазами поселенца, влюбленного в свою землю, мечтающего о ее возрождении. И к тому времени, когда я начала работать редактором программ на государственной радиостанции «Коль Исраэль», у меня уже сложились свой взгляд на происходившее вокруг, своя твердая позиция. Я чувствовала причастность к правому, национальному лагерю, часто писала о поселениях, бывала в Гуш-Катифе, встречалась с изгнанниками из Синая. Тогда они не могли представить, что будут изгнаны вторично — теперь уже из Гуш-Катифа, выросшего на песках, превращенных их руками в райский сад…
Это и была наша точка соприкосновения с Элеонорой: возрождение страны, право евреев на свою землю. Не случайно мы потянулись друг к другу, когда она начала работать на радиостанции «Седьмой канал».
Однажды она дала мне свою статью «Ориана Фаллачи — гордость современной журналистики».
«Ни один израильский телеканал, — писала Элеонора — не счел достойным сообщения о кончине Орианы Фаллачи, выдающегося журналиста и публициста последнего столетия. <…> Фаллачи была награждена множеством почетных титулов и журналистских премий <…> Ее книги, статьи, интервью переведены на 26 языков планеты. И все-таки не по этой причине ее кончину оплакивают сотни тысяч людей в самых разных частях земного шара. <…> Главное, чему посвятила жизнь Ориана Фаллачи и благодаря чему осталась в памяти людей, — борьба за свободу и человеческое достоинство против всех форм фашизма-тоталитаризма, а в наше время — против исламофашизма. Это принесло ей любовь и уважение на планете и одновременно — яростную ненависть левых пацифистов, глобалистов, исламистов».
К статье был приложен переведенный Элеонорой отрывок из книги «Сила разума», по ее же определению — «экскурс в ислам, за который на Ориану было вылито столько ушатов грязи». И дальше: «Первыми, кто обвинил Фаллачи в оскорбление ислама, были еврейские антирасистские организации…»
Читая этот глубокий и серьезный текст, я понимала: статья могла прозвучать только на «Седьмом канале». Этот канал вел свои передачи из нейтральных вод на израильских радиочастотах. Слушать его программы было так же непросто, как некогда «Голос Израиля» на нашей бывшей родине. Он вел постоянную борьбу за существование. Всех, кто здесь работал, на каком бы языке ни шло вещание, объединяло одно: Страна Израиля принадлежит нам, евреям; мы должны строить и заселять ее. Именно здесь, где требовалось бесстрашие и интеллектуальная смелость, Элеонора нашла себя.
Однажды она пришла ко мне и предложила участвовать в их программах. К тому времени, выйдя на пенсию, я уже была «свободным художником». Я приехала и впервые увидела Элеонору за работой. Меня поразили ее спокойствие, уверенность в себе при проведении интервью. Рассказывая о происходивших событиях, она никогда не заглядывала в текст.
Тувья Лернер, редактор «Седьмого канала» на русском языке, писал о ней:
«Мы вместе работали на “Седьмом канале”, в успехе которого — огромный вклад Элеоноры. Речь идет о бесстрашной героине и неутомимом борце, которая вместе с другими соратниками проложила всем нам путь к свободе, человеческому и национальному достоинству».
Борьба «Седьмого канала» тех лет за существование закончилась трагически. Это было преддверие сговора в Осло. Шли тайные переговоры о создании Палестинской автономии. «Седьмой канал» очень мешал официальной политике. Его закрыли, приговорив руководство канала, журналистов и часть технических работников к различным срокам тюремного заключения за нелегальное вещание…
Спустя много лет, когда изменилась ситуация в стране, «Седьмой канал» вернулся к радиослушателям, но работали там уже другие люди…
И вновь Элеонора оказалась в самой горячей точке. Приближалось выселение из Гуш-Катифа. Она не могла молчать. Боролась тем оружием, которое ей было дано: пером…
Наша духовная близость еще более окрепла в то время, хотя мы редко виделись, но каждый по-своему проживал и переживал этот этап. Моя статья называлась «Земля затаилась от боли», ее — «В кухне у Фрайманов». В статье Элеоноры рассказывалось о фильме, снятом режиссером Адар Башан, жительницей Гуш-Катифа, о происходившем с семьей Фрайман. Трагедия десяти тысяч людей, выброшенных из своих домов, с земли, которую они вернули к жизни, показана на примере этой семьи. Всего лишь несколько страниц текста, но Элеонора из всех возможных вариантов описания трагедии — ведь она была там, в Гуш-Катифе, участвовала в демонстрациях, видела боль и горечь всех, кто там тогда находился, — предпочла рассказать о фильме, повествовавшем о душевном состоянии его героев — супругов Фрайман — накануне изгнания.
Я хорошо помню их светлый дом и этих удивительных людей, которых соединила судьба…
«Яаков — учитель, родившийся в Старом городе Иерусалима, шестое поколение семьи Фрайман в Эрец-Исраэль, воевавший за эту страну, строивший ее и отдавший этой земле свою жизнь, душу и сердце, и здесь, в Неве-Дкалим, похоронивший свою первую жену Лею, спасшуюся в Катастрофе; и Мирьям, врач с Украины, девочкой бежавшая с матерью от европейской Катастрофы, в огне которой сгорела вся ее большая семья. Уже на старости лет она приехала в Израиль, где нашла себя и любовь, которой не случилось в молодости, и самое главное — свое еврейство…»
Читая несколько листков текста, ты словно присутствуешь там, на этой кухне, в этом на твоих глазах опустошавшемся доме, созданном с любовью и теплом, хранившем память о счастье и потерях, которые, кажется, помнит каждый уголок.
Яаков мечтал об одном: дожить до своего восьмидесятилетия. Встретить его здесь, в этих стенах, где прошла жизнь. Мирьям убеждала его, что все так и будет, что они не посмеют, что этого не может быть. Ну просто не может быть…
«…на протяжении 55 минут мы почти не выходим за пределы кухни Фрайманов (за исключением двух коротких эпизодов — когда Яаков в предпоследний день сжигает возле дома бумаги, издали глядя на автобусы, уже поджидавшие изгнанников, а также посещение для молитвы кладбища Гуш-Катиф Девятого ава[3])».
Ты не только видишь картину, созданную Элеонорой, ты чувствуешь ее боль, и она передается и тебе…
«Удивительная душевная щедрость и искренность Мирьям и Яакова, позволивших нам присутствовать при их душевных терзаниях, их спорах, слезах, — ты словно вторгаешься в интимную жизнь семьи, словно подсматриваешь через замочную скважину, — настолько невероятно, что в какой-то момент я, близко знакомая с этой парой, знающая их реакции, их манеру выражения, не раз бывавшая в этом доме, в этой кухне, знающая наверняка, что это документальные съемки, вдруг поймала промелькнувшую мысль: как гениально они играют!
Потом, позднее, подумалось, что если бы кто-то захотел создать художественный фильм о трагедии Гуш-Катифа и написал бы сценарий с целью показать на примере одной семьи, как все это происходило, то трудно было бы найти актеров, которые сыграли бы эти две роли с такой трагической глубиной и с такой искренностью.
Фильм заканчивается сухим сообщением, написанном на экране: “Яакова Фраймана больше нет среди нас. Он ушел от нас 9 тамуза, за месяц до своего 80-летия”».
В каждый период жизни Элеоноре словно дано было раскрыть какую-то новую грань своей души. И на этой последней ступеньке ее восхождения я часто бывала рядом с ней.
Воспоминания, воспоминания…
…То был один из самых тяжелых дней иерусалимской зимы.
Едва приоткрыв дверь подъезда, я сразу отпрянула: на меня обрушился порыв сильного ветра со снегом. Машина ждала рядом с домом. Преодолев несколько метров пути, я быстро заскочила внутрь. Стоял ранний утренний час. Иерусалим выглядел печальным и пустынным.
Для меня эта поездка была случайной удачей: по дороге в Беэр-Шеву Элеонора заедет в Реховот — у моей сестры ее ждет пакет с вещами для новорожденного мальчика, к которому она едет на брит-милу[4]. Я останусь у сестры, а она продолжит свой путь.
Мы ехали молча. Наша машина была похожа на одинокого путника, который заблудился во время снежной бури. Элеонора сосредоточенно вглядывалась в дорогу, я боялась отвлекать ее.
Как же она не щадит себя, — думала я. — Встать затемно, выехать из Иерусалима в такую погоду, чтобы быть на брит-миле чужого ребенка? Ну не поехала бы… Кто мог бы осудить ее? Кто бы посмел упрекнуть?
Этим кто-то могла быть лишь она сама, Элеонора. У нее было обостренное чувство долга. Оно вело ее и диктовало, как поступить. За годы духовной с ней близости я не раз убеждалась в этом. Порой она была жестка и бескомпромиссна, особенно в политике. Не прощала человеку отход от его принципов. И тот, кто читал ее публикации, знал эту сторону ее характера. Но была Элеонора, которую знали многие раненые солдаты, и едва она появлялась в госпитале «Тель ѓа-Шомер»[5], как к ней тянулись их руки.
Эта Элеонора знала все, что происходит в их семьях, знала, что матери месяцами сидят у постели раненого ребенка. А значит — не работают. А значит — тяжело материально. И нужно помочь…
Как-то она заехала ко мне после «Тель ѓа-Шомера» и была особенно возбуждена.
— Охад уже ходит, — сказала она. — Охад бен Эрика. Рыжий. Смешной и обаятельный. — И, помолчав: — «Тель ѓа-Шомер» — дом моей души. Какое счастье, что Бог дает мне делать это!..
Я слушала и думала о том, что она называет счастьем. Сколько чужой боли вобрало в себя ее сердце! Раненые солдаты или чей-то осиротевший дом… Нередко она оказывалась первой там, куда пришло горе, видела пострадавших в их первые дни и знала, что происходит с каждым. Она называла их «мои мальчики». Порой, когда в ней просыпалась гордость бабушки и она показывала снимки своих внуков, я видела рядом с их лицами лица солдат, которых она фотографировала в «Тель ѓа-Шомере».
Как-то она переслала мне фрагменты, объединенные одним заголовком: «Свадьбы-свадьбы». Попросила: «Никому пока не посылать!» По-видимому, считала, что еще не готово. Не знаю, было ли это опубликовано позже…
Шел 2015 год.
Элеонора писала:
«Приближается Новый год — Рош ѓа-Шана. Миновал траурный месяц ав с его постами, и начался период свадеб в Израиле. Приглашения буквально посыпались на меня, и каждое свидетельствует о возвращении к жизни одного из тех, кто мог не вернуться год назад».
«Прошел уже целый год после военной операции “Несокрушимая скала” в секторе Газы. Со многими из раненых мне выпала честь общаться на протяжении этого года, многим удалось помочь — благодаря американским друзьям, непрестанно собирающим средства для помощи раненым солдатам Армии Обороны Израиля и людям, пострадавшим от рук арабских террористов.
Тех, от кого приходят приглашения на свадьбу, я помню год назад в госпитальных палатах. Многим из них тогда казалось, что с потерей руки, ноги, глаза, с покалеченными внутренними органами жизнь кончилась, кому они теперь нужны такие?..»
И еще один фрагмент:
«И как же кстати оказываются тогда чеки из Америки от незнакомых людей… Письма, в которых ребят благодарят за то, что они заслонили собой, защитили и спасли еврейскую землю, Эрец-Исраэль.
Мне не забыть слезы на глазах солдата, прочитавшего в письме чей-то бабушки: “Вы же все наши внуки, мы молимся Богу за вас, чтобы вы вернулись живыми”».
Элеонора писала просто, без драматизма. И ее мысль о тех, кто год назад мог не вернуться, по-особому отзывалась в тебе: сколько их, не вернувшихся…
Этот девятнадцатилетний мальчик, который прошел свое боевое крещение в Газе, тоже мог не вернуться. Ему оторвало руку, друг перетянул культю, чтобы остановить потерю крови, танкисты, оказавшиеся рядом, довезли до границы. Он молил Бога об одном: только бы не потерять руку. Оторванная, она была для него живой — правая рука. В «Тель ѓа-Шомере» хирург сказал: «Попробуем. Терять нечего».
Стоит ли писать, что́ он прошел, сколько тяжелейших операций, чтобы восстановить функцию руки, когда, наконец, смог сказать: «Сегодня, слава Богу, рука функционирует!»
И пишет, заканчивая свое письмо к Элеоноре:
«Пока я лежал в больнице, я поклялся себе, что стану врачом, что посвящу свою жизнь тем, кто нуждается в помощи. Я знаю, как тяжело через это пройти. Сегодня я студент 5-го курса медицинского института».
Это было несколько лет назад. Сегодня он уже врач.
Я была с Элеонорой в машине, когда он звонил ей.
Он знает, что такое боль. Он знает, что такое страдание. Он знает, как много значит вовремя оказанная помощь…
На протяжении семнадцати лет Элеонора Шифрин была на добровольных началах координатором по связям американских ассоциаций наших бывших соотечественников, которые чувствовали свою причастность к нашей стране, с Израилем. Она должна была сообщать им подробности о тех, кто был ранен в бою или пострадал в теракте. Элеонора первой принимала на себя чужую боль, и эта боль становилась ее болью.
«Помните… каждая молитва за выздоровление раненых в бою или терактах, каждая свеча, зажженная в память о погибших, и каждый доллар, оторванный от семейного бюджета в помощь раненым, овдовевшим, осиротевшим, — это ваш вклад в нашу общую борьбу за нашу страну, за нашу землю, за будущее нашего народа»,
— обращалась она к тем, чьи сердца были готовы отозваться.
И пишет с горечью и болью в своей статье, посвященной памяти Элеоноры, организатор и координатор американских ассоциаций Инна Аролович: «Опустела без тебя земля…» Так глубока ее скорбь об утрате.
Элеонора похоронена на Масличной горе. «Наши близкие, — писала она, — жившие на этой земле и защищавшие ее, продолжают защищать ее и после смерти…».
___
[1] Ту би-шват — еврейский праздник, отмечаемый в 15-й день месяца шват. Его также называют «Рош ѓа-шана́ ла-илано́т» — «Новый год деревьев». [2] Шлоши́м (букв. «тридцать») — траурный срок, тридцать дней со дня погребения. [3] Девятое число месяц ав — день траура в память о разрушении Первого и Второго храмов в Иерусалиме. [4] Брит-мила́ (букв. «союз обрезания») — обряд удаления крайней плоти у младенцев мужского пола, символизирующий завет между Богом и народом Израиля. [5] Тель ѓа-Шоме́р — район Рамат-Гана, где находится медицинский центр «Шиба», один из крупнейших в стране, называемый зачастую в разговорной речи по имени района.
https://club.berkovich-zametki.com/?p=66563
ВСПОМИНАЕТ ВИКТОРИЯ ВЕКСЕЛЬМАН - ЖУРНАЛИСТ, В ПРОШЛОМ ЧЛЕН ИЗРАИЛЬСКОЙ ПАРТИИ “ЕМИН ИСРАЭЛЬ”
1990 год, год моей репатриации в Израиль. Удивительное это было время, время больших надежд, время разочарования, время удивительных открытий, счастья ходить по своей земле и встречаться с людьми, которые были для нас живой легендой.Совсем как у Булата Окуджавы, «Александр Сергеевич прогуливается, наверное, что-то произойдёт». Ну, Александр Сергеевич не прогуливался, хотя, начинала я свою журналистскую деятельность, неожиданно, кстати, для себя самой, в газете «Неделя», издававшуюся Йосефом Менделевичем и Александром Разгоном, племянником Льва Разгона.Надо сказать, диссиденты и тогда делились на диссидентов-бессребреников и «государственников». Менделевич и Разгон так и остались бессребрениками, вне истеблишмента,в отличие от Натана Щаранского. Тот был прирождённый «государственник». Помню, присутствовала я на съезде Сионистского форума, возглавляемого Щаранским, от газеты «Неделя». Всё было, как оно и водится на таких мероприятиях, - отчёт о проделанной работе, планы на будущее, слушали-постановили. А потом стали выступать активисты. Как они привыкли это делать на заседаниях партийно-профсоюзного актива. И приставали они к Щаранскому с отчётом о финансовой деятельности, дескать, «где деньги, Зин», куда и на что потрачены, в каком количестве. Щаранский сидел на своем месте, прикрывшись своей зеленой кепкой, невозмутимый, как сфинкс. Когда партработники закончили свои гневные выступления, он всё с тем же спокойствием спросил их (цитирую по памяти, потому без кавычек), что именно они хотят знать, и какую экономию средств предлагают. Вот, например, большие суммы уходят на аренду помещений для их филиалов на местах, оплату телефонов, воды и электричества, их зарплаты. Какую статью из этих расходов они хотят сократить? Обличители замолчали. Что и говорить, государственник.
Когда Щаранский ушёл в большую политику, Сионистский форум возглавил Йосеф Менделевич, и он как-то тихо заглох. Не кабинетный он человек.Вот такими же абсолютно некабинетными людьми были и Элеонора и Авраам Шифрины. Элеонора рассказывала мне, что по приезде Аврааму предлагали кабинет в Нативе, где так удобно устроился Яша Казачков-Кедми. Посмотрев на то, что творилось в Нативе ещё в 80-е годы, Авраам заявил, что не позволит, чтобы его именем прикрывали их бюрократическое безобразие, стукнул кулаком по столу так, что треснула гранитная столешница, и вышел, хлопнув дверью. Он был по жизни борцом, а не чиновником, роль винтика в государственной машине для него была неприемлема.
Такой же была и Элеонора. Вот абсолютно некабинетный человек. Даже её приёмная в Рамоте, приёмная «мамы рамотских олим», как её называли, была в подвале дома, а в хорошие дни она выставляла стол рядом с подъездом под навесом, что никак её работе не мешало. Мне даже трудно представить себе Элеонору в кабинете с вывеской и секретаршей. Помощь репатриантам была частью её борьбы за право евреев на репатриацию. Она рассказывала, что очень скоро они с Авраамом поняли, что израильский государственный истеблишмент совсем не собирался поддерживать бывших советских диссидентов и организовывать какие-то крупные акции протеста. Они слишком боялись Советского Союза, боялись разозлить.
Поэтому одиночные голодовки Элеоноры, её поездки по миру, её интервью были её и только её инициативой, требованием её сердца. Она рассказывала мне, как они с Авраамом пытались объяснить американским конгрессменам, что такое Советский Союз, и с ужасом понимали, что американцев советский социализм вовсе не пугал: они полагали, что могут с большой пользой для себя работать с диктаторскими режимами, и в нужный момент подчинить их себе.
Когда ворота открылись, и евреи хлынули в Израиль, а надобность в акциях протеста отпала, Элеонора решила, что растерянным людям, приезжающим в незнакомую для них страну, нужна помощь и поддержка. Они должны почувствовать, что вернулись на Родину, что их здесь ждали; здесь есть кому их выслушать, успокоить, подсказать, направить.
Когда после заключения Ословских соглашений начался большой террор, Элеонора начала помогать жертвам террора.
Как когда-то посланцы Сохнута ездили в Америку, встречались с еврейскими общинами и собрали деньги на строительство страны, Элеонора летала в Америку и работала с общинами русскоязычных евреев. Надо сказать, что многие люди к тому времени утратили веру в официальные благотворительные фонды, где львиная доля пожертвований шла на офисные расходы и зарплаты сотрудникам.
Они хотели, чтобы их деньги шли по прямому назначению, чтобы их чеки были именными. Надо сказать, что американское налоговое законодательство не поощряет мелкую благотворительность. В зачёт идут суммы от 12000 долларов и выше для одиночки и сумма в два раза большая для пары. Поэтому люди, жертвовавшие на помощь жертвам террора, ничего не получали взамен, а раз так, то и им для передачи чеков пострадавшим нужен был также абсолютно бескорыстный человек. Элеонора была именно тем человеком, которому они могли полностью доверять. Это была её мицва. Она не получала от этой деятельности ничего, кроме прекрасного чувства, что спасла ещё одну семью, ещё одному человеку подарила надежду, ещё одному человеку вернула радость жизни. И всё это за счет собственного времени, на собственном бензине, за счёт времени, отнятого у своей семьи. Без официальной благотворительной организации. Она была, как я и говорила, абсолютно некабинетным человеком. Подвижники никогда не становятся чиновниками. И наоборот.
При всей своей любви к людям Элеонора не терпела панибратства. Был в ней врожденный аристократизм, и проявлялся он во внешности – Элеонора всегда была элегантной – в манере разговора, в умении увлекать людей и вести их за собой. При этом она умела быть жёсткой. Она очень хорошо видела людей и не прощала предательства. В первую очередь, предательства по отношению к Земле Израиля. Люди этого не понимали. Когдамы в партии «Емин Исраэль» говорили, что Либерман вовсе не правый политик, нам не верили.
Но лакмусова бумага – его готовность к обмену территориями, готовность признать за арабами со всего мира мифическое право на возвращение в Землю Израиля – подтверждали его левизну.Только один раз она была готова принять компромисс – когда Биньямин Нетаниягу поехал в Уай-плантейшен договариваться с Биллом Клинтоном об освобождении Джонатана Полларда. Цена была известна заранее – 12% территории Иудеи и Самарии. Такова была цена, назначенная жестоким правителем за выкуп еврейского пленника. Биньямин Нетаниягу был готов эту цену заплатить. Он подписал соглашение, но Клинтон в последний момент обманул его, что привело к падению правительства Нетаниягу. Это, повторяю, был единственный случай, когда Элеонора сочла компромисс приемлемым.
Она боролась за освобождение Полларда, писала, разъясняла нетолько русскоязычным, но и американским евреям, что сделал и чего не сделал Поллард, добивалась справедливости для него. Собственно, историю Джонатана Полларда я узнала именноот Элеоноры. Думаю, что и многие люди узнали о его великой жертве именно благодаря Элеоноре. Да многое люди узнавали благодаря ей. В отношении политики и политических предпочтений она была абсолютным нравственным компасом.
Она была прирожденным лидером. Знаете, я всегда считала и считаю, что «ленинскую смену» или там преемника не воспитывают. У тебя или есть такие качества, или их нет. Она ведь никому своё лидерство не навязывала. Люди тянулись к ней сами, искали совета, поддержки, шли за ней.
Вот только депутатом Кнессета она не стала, хотя наша партия «Емин Исраэль» несколько раз баллотировалась на выборах в Кнессет.Почему наша? Я имела честь работать в этой партии, кстати, единственной, в которой я когда-либо состояла, с момента её основания в 1995 году. В разное время нашими партнерами были Барух Марзель, Михаэль Кляйнер. И я могу сказать, что ни мы, ни они не были бизнесменами от политики.
Как научил меня этот опыт политической деятельности, успех политической партии во многом зависит от успешно проведенной маркетинговой кампании и наличия спонсоров. Торговать Землёй Израиля ни мы, ни наши партнеры не собирались, а бескомпромиссная честность, верность принципам и идеалам оказалась неходовым товаром. Инвестировать в людей, которые не работают по принципу «ты мне – я тебе», без ожидаемых откатов в виде госзаказов и прочих материальных поощрений, никто не хотел. Невыгодно.
В середине 2000 года Элеонора мне позвонила и сказала, что у нас будет замечательная работа в русской редакции Седьмого канала под редакцией Тувьи Лернера. Не знаю, как для Элеоноры, а для меня это были лучшие, самые плодотворные годы. Нас не сдерживало и не ограничивало ничего, кроме правил русской грамматики и орфографии. Это была наша трибуна, арена борьбы, наше детище, которому мы посвящали всё время без остатка.
Публицистическая работа была ещё одним призванием Элеоноры. Она обладали несомненным литературным даром. Острый ум, блестящий политический анализ, информированность, информативность, честность и безошибочное видение ситуации в сочетании с прекрасным слогом сделали её одной из лучших журналисток, пишущих на русском языке. Статьи её не утратили актуальности. К ним нужно и должно обращаться, потому что они проливают свет на нынешние события, помогают разобраться в происходящем и понять, что делать.
Человек уходит, а слово его остаётся. Оно живёт уже самостоятельной жизнью, и в этом слове живёт человек, ушедший от нас.
ВСПОМИНАЕТ АЛЕКСАНДР ДЫМШИЦ - ПУБЛИЦИСТ
Ушла от нас в мир иной замечательная и героическая женщина с добрейшим и отзывчивым сердцем, любимая многими Элеонора Шифрин-Полтинникова.
Барух Даян аЭмет! Пусть будет память о ней благославенна!
Элеонора прожила очень нелёгкую жизнь (об этом можно почитать введя её имя в google).
Познакомился я с ней 20 лет назад на почве публикаций о Йеонатане Полларде, представителем которого в русскоязычных СМИ она была долгое время.
Йеонатан Поллард - израильский разведчик, поставлявший из США в Израиль секретную информацию о вооружениях враждебных Израилю стран и о террористических организациях на Ближнем Востоке. За это американский судья ливанского происхождения приговорил его к пожизненному заключению. Это был абсолютно несправедливый приговор, что было позднее признано разными судьями, а также политическими и общественными деятелями.
Отсидев в американских тюрьмах 30 лет и в течение последующих 5 лет под домашним арестом, он был освобождён и, наконец, слава Б-гу, прибыл в Израиль вместе со своей женой Эстер.
В конце 1980-х и 90-х, а также в начале 2000-х годов на Полларда в СМИ, прежде всего, американских, было слито огромное количество ложной информации. В чём только его не обвиняли: и в том, что он работал за деньги, и в том что он работал не только на Израиль, но и на другие разведки и т. д. Всё это было абсолютной ложью.
Эту ситуацию нужно было исправлять и Элеонора Шифрин занялась этим со всей страстью своей натуры. Она много писала о деле Полларда, выступала по радио, навещала Йеонатана в тюрьме, помогала его жене Эстер.
Мною был создан сайт, посвящённый Йеонатану justiceforpollard. com. Элеонора была главным редактором этого сайта. Она и мне иногда помогала с написанием статей о Полларде. Позднее мной была создана также страница на Фэйсбуке "Йонатан Поллард". У Элеоноры было очень ясное и чёткое логическое мышление. Она была бескомпромиссна в своей политической деятельности, в частности, возглавляя партию "Емин Исраэль". Интересы Израиля для неё всегда были на первом месте.
Элеонора Шифрин выступала за изменение электоральной системы в Израиле, при которой весь Израиль представляет собой единый округ для голосования, которое проводится по партийным спискам. Проф. Поль Эйдельберг, Элеонора Шифрин и их партия “Емин Исраэль” предлагали изменить эту систему и проводить голосование по избирательным округам, как это делается в большинстве стран мира.
Элеонора много занималалось журналистской и переводческой деятельностью. Её прекрасное владение тремя языками (русский, иврит и английский) помогало ей в этом.
Особое место занимают её переводы книг Поля Эйдельберга "Еврейская государственная мудрость: чтобы Израиль не погиб" и "Иудейский человек". Она подарила их мне, причём первая книга стала моей настольной книгой и я распространил её среди друзей.
Элеонора была отличным лектором, многократно выступая перед самыми различными аудиториями в Израиле и в США, рассказывая, в основном, о ситуации в Израиле, беженцах из Гуш Катифа и о раненых и необходимости оказания помощи им. Обо всём этом Элеонора также говорила, выступая по радио.
Элеонора много занималась общественной деятельностью, помогала новым репатриантам. Многие из них высказывали ей огромную благодарность за своевременную помощь и жизненные советы.
Мы также сотрудничали с ней по линии помощи раненым военым ЦАХАЛа и пострадавшим в терактах. Ей помогали в этом как израильтяне, так и несколько групп евреев из Америки и Москвы. По инициативе Элеоноры был создан фильм о раненых и о помощи им.
По своим человеческим качествам она была замечательным примером для многих, в том числе и для меня. Её характеризуют такие качества как честность, порядочность, доброта, искренность, гостеприимство, неподкупность, бескомромиссность, особенно, когда дело касалось интересов Израиля. В то же время Элеонора была реалистичной и умело общалась с самыми разными людьми.
Искренние соболезнования её родным и близким! Светлая ей память!
ВОСПОМИНАНИЯ ФАИНЫ ЛИТЕНЗОН (ЗАПОЛЬСКОЙ)
Жизнь Элеоноры Полтинниковой-Шифрин – это целенаправленный путь сильной, цельной и одаренной натуры.
Мои воспоминания базируются на наших молодых годах, проведенных вместе с Эллой в Новосибирске. Я была непосредственным свидетелем разносторонних интересов Эллы, которые естественным путем привели ее к самому главному в ее жизни - борьбе с советским режимом, с его диким безграничным беспределом.
Для Эллы эта борьба стала смыслом ее жизни, ее моральной чести, делом, которому она беззаветно следовала всю ее жизнь. Думаю, таких людей не так много, даже совсем немного. За это, Элла, тебе нижайший поклон и наши безграничные любовь и уважение.
Для меня Элла – это моя юность и постоянные поиски красоты, именно красоты во всем: в нас самих и во всем, что нас окружало. И в памяти всплывает это ощущение счастья от казалось бы такого возможного постижения чудес, сокрытых, как нам думалось, от многих. Еще Лион Фейхтвангер сказал в книге «Еврей Зюсс» - «Счастье – это прирожденное качество». Наверно именно это и было тем главным, что сблизило меня с Эллой. Мы обе были генетически счастливые. И еще мы обе обладали способностью удивляться, поражаться этому счастью открытия чего-то очень важного для себя - как бывает у детей. Это качество сродни доверчивости и непосредственности, и позже в жизни оно может принести много страданий. Но тогда мы были такие юные и такие лучистые изнутри!
Познакомились мы в 1966 г., когда нам было 17-18 лет. Я чудом вымолила у родителей разрешение поехать на турбазу неподалеку от Сухуми. Мы были с Эллой в разных группах, но встретились случайно на каких-то дорожках в парке. Познакомились и сразу почувствовали, что мы свои, «из одного племени», и от этого нам стало хорошо и уютно. Сдружились мы моментально – и навсегда. Оказалось, что мы были обе из Новосибирска – это ли не чудесное совпадение?! А главное – оказалось, что у нас много общих интересных тем для разговоров.
Помню, что уже тогда меня поразило в Элле – ее смех. Это был фонтан такой безудержной радости, которая могла быть только у абсолютно искреннего и внутренне свободного человека, каким она была тогда и оставалась всю свою жизнь. Часто смеялись мы вместе не до слез, а до судорог во всем теле.
По возвращении в Новосибирск наше общение быстро превратилось в настоящую дружбу. Мы обе были ненасытны в чтении. Еще до нашего знакомства мы уже открыли для себя многое, что потихоньку выходило из-под запрета. Особенно помню Булгакова, а из поэтов Ахматову и Цветаеву.
Когда же мы по-настоящему сдружились, Марина Цветаева стала нашим одним из главных источников вдохновения – до такой степени, что мы решили подготовить программу из стихов Ахматовой и Цветаевой. Элла читала стихи, а я сопровождала чтение музыкой. В то время она училась на отделении английского языка в Новосибирском Педагогическом Институте, а я – на фортепианном отделении в Музыкальном училище. Идея проведения этих концертов исходила от нас самих. Нам очень хотелось создать целостные композиции, в которых бы мы смогли выразить глубину и взаимопроникновение музыки и стиха. Я использовала музыку Шопена, Скрябина, отрывки из русской народной музыки. Мы не думали о каком-либо вознаграждении, нам хотелось приобщить к нашей радости других людей.
Я не помню, как много состоялось наших выступлений. Публика всегда принимала наши концерты с энтузиазмом. Мне кажется, что Элла обладала талантом актрисы. Ей удавалось донести до слушателей истинный смысл произведения, потому что она глубоко верила в то, что по-настоящему любила. Помимо этого, Элла чувствовала себя на сцене естественно и вдохновенно. К зрелым годам при ее прирожденном уме и накопленным знаниям она стала прекрасным оратором, умея довольно просто объяснить сложные отношения и ситуации, происходившие в Израиле, которые Элла всегда глубоко переживала.
Я думаю, что от этих концертов тянутся ниточки к ее сердечному отношению к людям, состраданию к тем, кто в этом нуждается, к многочисленным раненым солдатам, которым она отдавала столько души и сердца.
Одно время мы с Эллой даже снимали квартиру для того, чтобы иметь возможность сосредоточиться на наших целях, слушать музыку, которую мы обе любили, и обсуждать то, что нас интересовало. Элла и я – это был мир только нас двоих, с другими людьми он не пересекался. В нашем мире не было ничего, что было нужно скрывать друг от друга. Не было никаких тайных встреч. Даже вина мы еще не знали. Вот только мы много курили, это был наш единственный грех. Мы слушали без конца классическую музыку. Особенно мы любили Брамса. Как сейчас помню: полупустая квартира, матрасы на полу и проигрыватель с постоянно звучащими Третьей симфонией, или скрипичным, или фортепианным концертами Брамса. Эта музыка заставляла нас глубоко чувствовать, обсуждать, анализировать… Помню наши бесконечные разговоры.
Через какое-то время Элла, почувствовав ко мне полное доверие, стала приносить запрещенную литературу – Солженицына и «Хронику текущих событий», которая оказала на меня особо сильное впечатление.
К этому времени мы уже вернулись в свои дома – вероятно, денег не хватало на оплату квартиры. Помню, что я читала по ночам - в тайне от родителей - эту запрещенную литературу. Да и книги давались зачастую на ночь. Moй отец был самым прекрасным отцом на свете, но когда папа обнаружил, что я читаю, он категорически запретил приносить в дом подобную литературу. Это было чревато большими неприятностями, прежде всего для папы, военного человека, который занимал высокую должность. Он, возможно, тогда уже многое понимал, но в семье ни о чем «таком» не говорили. Я помню какие-то подозрительные звонки, и это пугало нас ни на шутку.
У нас с Эллой было еще одно совпадение – наши отцы были военными, оба в чине полковника. Вероятно, они знали друг друга и встречались по службе, но не общались, они были очень разными.
Думаю, что самым главным в жизни Эллы этого периода стала борьба с советским режимом, распространение «самиздата». Элла была человеком целеустремленным и страстным. Для нее другого пути уже не было.
Я тогда не знала, что ее семья и еще несколько семей были тайными борцами с советским строем. Позднее я узнала, что семья Полтинниковых в 1971 г. подала заявление на выезд и ждала разрешения на выезд в Израиль. Жили Полтинниковы изолированно, общались только с семьями своего круга. Я была несколько раз в их доме и помню какую-то напряженную, тяжелую атмосферу, может быть из-за некоторого недоверия ко мне. Отец Эллы был человеком неразговорчивым и угрюмым. Не помню, чтобы у меня даже с ее мамой и сестрой возникла хоть какая-то теплота. Тогда я не знала всех деталей. Только много лет спустя я узнала, в каком жутком стрессе они жили, который, конечно, влиял на их эмоциональное состояние. Родители и сестра Эллы были уволены и потеряли средства к существованию.
Элла после окончания института искала работу, но безрезультатно. Я узнала, что в Новосибирской Консерватории, где я училась в то время, требовался преподаватель английского языка. Я поговорила с некоторыми преподавателями о том, что знаю хорошего профессионального учителя. Возможно, это помогло, и Элла начала преподавать английский язык студентам Консерватории. Но продолжалась ее работа недолго. Во время своих занятий со студентами Элла начинала разговоры на политические темы. Вскоре об этом узнало начальство, и Эллу уволили. К счастью, в КГБ никто не донес. В Консерватории был небольшой переполох, но, к моему удивлению, меня он не коснулся, хотя нас с Эллой часто видели вместе.
После увольнения Эллы наше общение потихоньку сошло на нет. Элла вскоре уехала в Киев ухаживать за больным дедушкой. Я в 1972 году закончила Консерваторию, а Элла в том же году уехала в Израиль. Я об этом не знала. У Эллы были причины все скрывать, а у меня была своя довольно насыщенная жизнь.
Я переехала в Ленинград, а в 1976 году эмигрировала в Америку. Запрещенные книги, которые давала мне читать Элла, сделали свое дело. Мне постепенно стало противно жить в той несчастной, хоть и родной стране. Уже в эмиграции я узнала из газеты «Новое Русское Слово» о трагической участи семьи Полтинниковых. Я тотчас же написала Элле через газету и скоро получила ответ. Наши отношения стали еще теплее и ближе. Я обычно начинала свои письма со слов: «Как поживает мой полтинник?» А Элла всегда заканчивала свои письма словами: «Твой рубль», а потом добавляла: «неразмененный».
В 1983 и 1984 годах я наконец побывала в Израиле, и нам с Эллой опять стало очень хорошо вместе, как будто мы никогда не расставались. Мне было так уютно в Израиле, и Элла уговаривала меня переехать, настаивала, но не случилось. Однако мы всю жизнь до конца постоянно общались, чувствуя родство наших душ.
Израиль меня потряс. Элла показала мне все возможное, познакомила с изумительными людьми. Один из них – Эли Люксембург, знаток Израиля, прекрасный писатель и редкий по душевному богатству человек. Это был близкий друг семьи Эллы.
Элла с Авраамом часто приезжали в Америку и всегда останавливались на несколько дней у нас. Много было прекрасного в наших отношениях, разговорах. Ах, как хотелось бы опять вместе с Эллой оказаться в Цфате или замке Нимрода, услышать снова ее смех и говорить, говорить…
Люди, которые знали ее, хранят свои воспоминания об этой чудесной, глубокой, истинно верующей в добро женщине. Она достойна того, чтобы ее именем была названа красивая улица или парк в Иерусалиме.
ОТ СОВЕТА И РЕДАКТОРОВ ИНТЕРНЕТ-ЖУРНАЛА
«МЫ – ШКОЛЯРЫ»
Из сети пришло печальное известие - после длительной болезни в Иерусалиме ушла из жизни неутомимый, легендарный борец за право выезда евреев из б. СССР, общественный деятель, мыслитель, исследователь, публицист, журналист, переводчик, постоянный автор портала Леонида Школьника "Мы здесь" и его соратник, один из редакторов и автор Интернет-журнала "Мы -школяры", уважаемая и любимая всеми знавшими ее -
ЭЛЕОНОРА ПОЛТИННИКОВА - ШИФРИН
Светлая память об этом героическом человеке всегда будет жить в наших сердцах.
ברוך דיין האמת
Биография Элеоноры Полтинниковой - Шифрин
Элеонора Полтинникова-Шифрин, журналист, переводчик. Родилась в Киеве, росла в Сибири: отцу-военврачу не удалось демобилизоваться после войны, и все последующие годы его посылали во всевозможные «дыры», где, как горько шутили евреи, советские власти «формировали национальные еврейские войска». Закончила факультет иностранных языков Новосибирского педагогического института.
В 16 лет пришла к выводу, что надо свергать советскую власть. С 17-ти до 22-х активно этим занималась, пока не додумалась, что всё, что бы евреи ни сделали в России и для нее, будет плохо: это будет еврейская идея, пересаженная на чуждую почву; и силы нужно отдавать своему народу и своей стране – Израилю. В 1972 г., после бурного периода сионистской активности, приехала в Израиль по фиктивному браку, т.к. вся семья- родители и единственная сестра - застряла в глухом отказе.
С тех пор занималась борьбой против проникновения коммунизма на Запад, за свободу выезда из СССР; лоббировала в Конгрессе США поправку Джексона, проводила лекции и демонстрации, выступала в СМИ. За эту деятельность удостоилась почетного гражданства штата Техас и звания Почетного судьи штата Кентукки. 8-летняя борьба за спасение родителей и сестры закончилась трагически: мать и сестра погибли в отказе в Новосибирске.
В 1974 г. вышла замуж за известного антикоммуниста, узника Сиона Авраама Шифрина и на протяжении последующих 24 лет работала рука об руку с ним в рамках созданного им в 1974 г. Центра исследования тюрем, психтюрем и концлагерей СССР. Под эгидой Центра было опубликовано на английском (в переводах Э. Ш.) и др. языках свыше 20 исследовательских работ о советской тюремно-лагерной системе.
В 1978 году, к Белградской конференции по правам человека Шифрины подготовили получасовой документальный фильм «Страна заключенных». Фильм демонстрировался практически во всех демократических странах.
В 1980 г. в «подарок» Московской Олимпиаде выпустили в свет первый путеводитель по тюрьмам и концлагерям СССР, снабженный подробными картами краев и республик и общей картой СССР с обозначением 2500 мест заключения. Книга получила звание «Книга года» в Европе и была переведена на множество языков.
С 1983 г. Э. и А. Шифрины – почетные пожизненные члены Общества Джона Бёрча. С начала 80-х Шифрины создали в Израиле Общество «Эзотеризм и парапсихология» и приступили к изданию ежеквартального журнала «Тайноведение». Было издано 12 номеров «толстого» журнала, книга лекций А. Шифрина по вопросам эзотеризма и религиозной философии и переведенная Элеонорой и прокомментированная Авраамом «Космогоническая концепция» Макса Генделя.
С конца 80-х Элеонора активно занимается абсорбцией новых репатриантов в рамках добровольческой организации Керен Клита в Иерусалиме.
В 1995 г. участвовала в создании партии «Емин Исраэль», в 1999 г. стала ее председателем. Трижды баллотировалась в Кнессет в блоке с другими правыми партиями.
С 1996 г. участвует в борьбе за освобождение из американской тюрьмы израильского разведчика Йонатана Полларда. Автор множества статьей и переводов документов по делу Полларда. Член базирующегося в Иерусалиме «Комитета за возвращение Й. Полларда домой в Израиль». С 2000 года - официальный представитель Полларда по связям с русскоязычной общественностью.
До 2010 г. работала на сайте «Седьмой канал» новостным редактором и автором аналитических статей. Автор сборника очерков и статей по вопросам политической системы Израиля – "Есть ли будущее у страны евреев?". Автор переводов множества статей и двух книг известного политолога Пола Эйдельберга – "Чтобы Израиль не погиб" и "Иудейский человек".
С 2000 г. координировала в Израиле помощь русскоязычных евреев Америки жертвам террора, раненым солдатам, изгнанникам Гуш-Катифа. У Элеоноры Шифрин двое детей и десять внуков.
Источник: Интернет-журнал "Мы - школяры": https://shkolnikpress.com/author/?author=eshifrin
Элеонора Полтинникова - Шифрин
ЭЛЕОНОРА ШИФРИН. СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ
Шошана Бродская
Ушла из жизни Элеонора Исааковна Шифрин -
журналист, переводчица, общественный и политический
деятель, председатель партии «Ямин Исраэль»
Когда в 1997 г. мы переехали в Иерусалимский район Рамот Алеф на свою третью за неполные 2 года съемную квартиру, мы не знали там ни одной живой души. Тем более согрел сердце звонок от совершенно незнакомого человека. Это была Элеонора, координатор помощи репатриантам в этом районе. Как она узнала о нашем прибытии, не знаю. Но сразу предложила помощь. Приближалась зима, и пара теплых одеял, два нагревательных прибора и еще много всякой мелочи, полезной в хозяйстве новых репатриантов, очень пригодились.
Позже мы познакомились с Элеонорой Шифрин ближе. Оказалось, что это не только человек широкой души, но и энергичный политик и общественный деятель. Дочь диссидента и «отказника», супруга бывшего узника ГУЛАГа, Элеонора жила и дышала помощью своему народу, в изгнании и на родине. В этом коротком некрологе не перечислить всех ее заслуг перед еврейским народом, перед Израилем. Да в этом и нет необходимости. Элеонору и ее деятельность знали все.
«Как твоя мама все успевала?» - спросила я у дочери Элеоноры, Мирьям. «Это действительно достойно удивления, но секрет заключался в том, в разные периоды жизни мама делала акцент на разную деятельность. Сначала борьба за открытие «железного занавеса», за возможность советским евреям репатриироваться на Родину. Потом, когда хлынула «алия», - помощь новым репатриантам. Следующим этапом стала борьба с процессом Осло и его последствиями, выселением из Гуш-Катифа. Дальше – битва за освобождение Йонатана Полларда (Элеонора Шифрин была полномочным представителем в русскоязычной общине – Ш.Б.) И наконец, в последние годы жизни, уже будучи серьезно больной, мама занялась сбором средств для жертв террора – солдат и гражданских. Она успела помочь очень многим людям».
Элеонора Шифрин успела почти все, что хотела бы успеть. Она вырвалась из когтей КГБ сама и сумела вывезти на родину отца и дедушку. Она стала свидетелем падения «железного занавеса», с которым она боролась, и встретила в Израиле миллионную алию. Она дожила до освобождения Йонатана Полларда, чета Поллардов провожала ее в последний путь на Масличной горе в Иерусалиме. И самое главное – она родила и воспитала замечательных детей, сына и дочь. Все ее многочисленные внуки соблюдают заповеди Творца на Святой земле. О чем еще может мечтать еврейская женщина?
Светлая ей память…
Опубликовано в газете «Новости недели», Израиль 10 августа, 2021 г.